Автор: Пинхас Перлов
Исключительно верное замечание. Сродни этому и такой известный вопрос (здесь Он не как врач, а как строитель): зачем Он, с приписываемыми ему неограниченными возможностями, устроил такой, как как говорили в России, “долгострой”: строил мир целых шесть дней? Мог и за один день, и даже за час, и за секунду! А в секунде, между прочим, целая тысяча тысячных долей секунды, опять “долгострой”!


Сразу дам ключ к этому делу – кабалистическое понятие “цимцум” – приблизительно по-русски – “сжатие”, точнее в данном случае – “самосжатие”. А теперь леат-леат (постепенно).

Ответ на самом деле не один (например, в Пиркей авот), в зависимости от контекста, в котором задан вопрос, но главный, по-моему, такой: темп строительства вытекал в данном случае из цели строительства: для кого и для чего Он этот мир строил. Для кого – для человека; для чего – чтобы дать ему, этому человеку, когда это станет возможным, максимальное, самое утонченное и совершенное благо и наслаждение (кстати, человеку вообще, любой национальности – всем людям). Когда это станет возможным, дать это благо? Когда закончится лечение в той больнице. 

Но оставим пока ту больницу и сроки лечения в ней –
В любом случае, даже и после лечения, человек бесконечно мал по сравнению с бесконечно большим Творцом и бесконечно слаб по сравнению с Его всемогуществом. Так как же с ним взаимодействовать, как же с ним общаться? Так же, как общаются с малым ребенком: наклоняются к нему. С высоты своего роста – наклоняются пониже и говорят с ним на понятном ему языке. Это хорошо знакомое родителям явление и есть “цимцум”. 

Человек – не только слабое существо, но еще и медленное: поэтому творение мира было растянуто аж на шесть дней – этапов, чтобы человека, который после сотворения будет в нем жить, можно было потом чему-то научить об этом творении, этап за этапом. Творение моментальное было бы совсем непостижимо для человека.

Могут спросить: а зачем было творить его таким малым и слабым?
Человек небесконечный всегда будет мал и слаб в сравнении с бесконечным Творцом, а творить кого-то бесконечного, то есть второго такого, как Он Сам… как бы сказать: не мог? не хотел? Это слишком большой и сложный вопрос для того маленького окошка, через которое мы с тобой общаемся; во всяком случае, понятно, это нарушало бы принцип монотеизма – единобожия.

Но и так не беда; при всем этом, собираясь творить человека, Б-г сказал: “по образу и подобию Нашему” (то есть Моему). То есть будет в человеке нечто важнейшее – более важное, чем размеры тела и сила, что-то такое, что Мне, Б-гу, будет с ним интересно! Я мог бы сотворить, как бы говорит Б-г, только животных, и забавляться ими до безумия, как аквариумными рыбками, которые не врут, не воруют, не пьянствуют и ядовитыми газами друг друга не травят! Будут водить вокруг Меня хороводы днем и ночью! Но нет – не хочу! Не хочу рыбок и птичек – хочу человека! 


И чем же человек так интересен Б-гу? – Свободой выбора.

И вот, создав человека, Б-г обращается с ним уважительно. То есть? Опять же, делает себе “цимцум” и тем дает человеку свободу, и если, пользуясь ею, человек (человечество) ведет себя нехорошо, – не ломает его грубо, а только направляет. А это гораздо более долгий процесс.
Возвращаясь к той больнице: как я писал, курс лечения: лекарстава, процедуры, операции даже… но не слишком грубые операции на лобных долях мозга. радикально меняющие поведение.

Ты пишешь: “нет лучшего врача, который вылечил бы сразу”. “Сразу” – можно было бы, допустим, вылечить только тело. Есть разница между лечением тела и лечением души. С чем еще это можно сравнить?

Бывает, сталкиваются две цивилизации, высокоразвитая и малоразвитая, в фантастических романах (Стругацкие – “Трудно быть богом”), а в реальности – современные люди с диким племенем. То, что испытывают дикари, называется “культурный шок”. Племя полностью теряет идентичность. 

Это – в самых общих чертах, почему записочки, вкладываемые в Стену плача, не имеют немедленного действия. Но промежуточные результаты есть (не зря ведь столько времени прошло), и они не малы. Это – за мной; а пока уже слишком поздно.
Папа